Эрика и Мосс вышли на тротуар проводить скорую.

– Ну вот, еще один подозреваемый чуть не умер у нас на руках, – сказала Мосс.

– Но все же не умер.

Пожарные проверили дом и газовые коммуникации, а также состояние чердака. После того как они дали зеленый свет, к работе приступили криминалисты.

Эрика вышла из огороженной зоны и села в машину к Мосс. Та пила воду из бутылки.

– Ты нормально?

– Да, только в горле першит, – ответила Эрика.

– И у меня. И это при том, что я курю по пачке в день.

– Его отвезли в больницу Университетского колледжа. Я сказала, что хочу поговорить с ним, когда он придет в себя. Судя по камерам, его машина выехала из платной зоны в северном направлении в 23:30 накануне Рождества.

– Не поздновато ли для поездки к родственникам?

– Если они поехали на север, то добраться должны были очень поздно.

– В четыре или пять утра. Зачем так поздно уезжать? Нужно узнать, во сколько Марисса вернулась с выступления. Если раньше, то он мог и успеть.

Эрика закашлялась – в легких еще оставались токсины – и, прищурившись, подняла глаза в небо, на светло-серое облако. Соседи начали выглядывать из окон и выходить на улицу. Вышел и мужчина в очках, все еще сжимающий в руках газету. Палисадник Ивана Стовальски был завален разбитым стеклом.

– Ты в состоянии продолжать работать? – спросила Эрика у Мосс, которая все пила воду.

– А то!

– Хочу поговорить с Доном Уолполом и матерью Мариссы.

Мосс вышла из машины, и они пешком двинулись по улице. Через два дома от Ивана на крыльце курил пожилой чернокожий мужчина с седой головой.

– Иван пытался покончить с собой? – спросил он их с мягким африканским акцентом.

На нем были растянутые серые штаны и оранжевая толстовка, вся в дырках от сигарет. Он чуть отклонился назад и, прищурившись, смотрел на Эрику и Мосс, как будто ожидал от них какой-то выходки. Они остановились у его калитки.

– Мы не можем разглашать детали расследования, – ответила Эрика.

– Это убийство – темное дело. Я давно наблюдаю, как Иван унижается перед этой девчонкой. А она не его уровня. Видел только что, как его выносили на носилках. Он пытался покончить с собой, так ведь?

Он подошел к ним и положил руку с горящей сигаретой на плечо Эрике.

– Видите, напротив машина стоит? – показал он на белый «Альфа ромео» с сильно помятым бампером. Фонари на правой стороне были разбиты, на грязном снегу валялись осколки пластика.

Эрике было некомфортно ощущать его руку на плече. Изо рта у него пахло леденцами от кашля и сигаретами. Она осторожно высвободилась и сделала шаг в сторону.

– Да.

– Это он сделал. Вернулся сегодня рано утром, въехал в эту машину, фары себе разбил. И не стал даже осматривать ничего, не постучал к соседу, чтобы данными страховок обменяться.

Он снова затянулся и сложил руки на груди.

– Во сколько это было? – спросила Мосс.

– В семь утра или около того.

– Почему вы не спали?

– Я уже старый, – усмехнулся он, выдохнув клуб дыма. – И жена не разрешает мне курить в доме.

– И вы уверены, что это был Иван Стовальски?

– Не знаю, какая у него фамилия, но я же не слепой! Это сделал тот поляк.

Эрика и Мосс стояли и обдумывали услышанное.

– Он, скорее всего, услышал, что она умерла – эта девушка, с которой он связался.

– А откуда вы знаете, что у него с ней были отношения? – спросила Эрика.

– И вы еще называетесь следователями? Я знаю, потому что я тут провожу большую часть дня. Я много вижу, а люди не обращают внимания на старика. Она раньше часто приходила к нему домой. После того как его жена уходила на работу.

– Когда это было?

– Летом. С тех пор как похолодало, она нечасто здесь бывала. Последний раз я ее видел накануне Рождества.

Он вдруг направился к своему крыльцу и открыл входную дверь.

– Эй! – окликнула его Эрика, но он просто протянул руку внутрь и вернулся с пепельницей.

– Моя жена выбрасывает пепел и никогда не возвращает пепельницу на место, – он поставил ее на столб калитки, затушил одну сигарету и зажег другую.

– Во сколько вы видели Мариссу?

– За день до Рождества я видел ее дважды. Сначала днем. Еще только начинало темнеть, значит, это было до четырех. Она вышла из дома Ивана чернее тучи. Он выскочил за ней, умолял ее вернуться. Как же жалко он выглядел! В джинсах и футболке, без обуви. Встал на колени, плакал и умолял. А на земле-то – снег! Вот тогда-то мне и стало понятно, что она за штучка. Вы в курсе, что она была стриптизершей? Стриптизерша, у которой вот тут что-то есть, – сказал он, стуча по голове, – это гремучая смесь.

– Вы поняли, почему они ругались? – спросила Мосс.

– Нет. Она кричала на него матом, чтобы он валил и оставил ее в покое. А он за ней шел, как верный пес, но она ему сказала не приближаться к ней, а то она вызовет полицию.

– Так и сказала – «вызову полицию»? – уточнила Эрика.

– Ну, я же не глухой. Говорю вам то, что сам слышал.

– Он потом вернулся в дом?

– Да, чуть позже, поджав хвост.

– Когда вы ее видели второй раз?

– Около десяти, она шла домой и прошла мимо меня.

– Одна?

– Да.

– Вы не знаете, был ли дома Иван в это время?

Он задумался.

– Свет горел, мне кажется.

Эрика и Мосс задумались.

– С вами кто-то беседовал? – спросила Эрика.

– Это кто например?

– Полиция. В Рождество был обход домов, и, думаю, вы бы не стали это все скрывать от моих коллег.

Мужчина погрозил Эрике пальцем.

– Вы попридержите лошадей, Джульет Браво. Меня не было дома в Рождество. Мы были у моей дочки и внуков, а они живут в Брент Кросс. Мы уехали рано утром.

– Во сколько?

– Около семи. Дороги были ужасные.

– Что-нибудь еще видели утром?

Он покачал головой.

– Хорошо. Спасибо. Можно прислать к вам сотрудника, чтобы он взял у вас свидетельские показания?

– Если я буду дома, то конечно.

Он широко улыбнулся, обнажив полный рот желтых зубов, и женщины отправились дальше.

– Значит, они поссорились с Иваном в день убийства, – подытожила Мосс. – И он был дома, когда она вернулась домой в десять.